Шапочка

[tushisvet]

Слушай, да хватит тебе меня уже пилить, Вась, - говорю я ей, -. Ты же лучше многих знаешь – что не со зла я. Просто так получается. А по-другому не получается почти никогда. И в тот раз, конечно, тоже, дорогая моя Василиса, в тот раз тоже. Не думала я его бить, вернее, хотела дать по морде, всегда хотела, но не знала, что дам. Рука сама пошла. От омерзения. Автоматически. Это, знаешь, это было вроде как поправить шапочку. Да ну… неужели я тебе не рассказывала? Даже странно… Короче, еду я как-то в автобусе. Это давно было, очень давно, еще в шклоле я кажется, училась. Классе в 9-ом. Еду, стало быть. Зима, холодно, а напротив меня тетка какая-то сидит невнятная. И на руках у нее ребенок. Маленький совсем. Ну, года полтора, наверное, не больше. И он, понимаешь, весь такой запакованный как бревнышко, зима ведь, я ж тебе говорю. Неуклюжий. А у него на голове платок, а поверх платка – шапочка. Вязаная. И она как-то криво на нем сидит. Невесело. Один глаз практически закрыла, а одним он меня пристально смотрит. Так только младенцы смотреть умеют. Вытаращившись, но спокойно, будто приготовился всегда так ехать и смотреть. Бесконечно. Вот тут меня и накрыло.

Ты понимаешь, Васька, у меня были какие-то свои важные в тот день дела. И башка, чем только не забита. И вдруг все, как отрезало. Я сидела и чувствовала, что непорядок, что нужно протянуть руку и поправить эту чертову шапочку. Она меня мучила, просто изводила меня ее перекошенность. На уровне физического неудобства, ну, вроде как мозговая невыносимая щекотка, если ты понимаешь, о чем я. Ничего, конечно, такого я себе не позволила. Все-таки чужой ребенок. Может, у них принято в семействе, чтобы набок. Так что доехала куда надо, вышла из автобуса и потопала. А младенец поехал дальше. Только помню до сих пор.

Да не надо меня уговаривать, все я прекрасно понимаю, Вась. И про личное пространство, и про свое право размахивать руками и про чужой нос, где оно заканчивается и так далее. Только я тебе не Вольтер. Или кто там говорил, что готов отдать жизнь, чтобы какой-то мудак мог высказать собственное мудацкое мнение? Прямо тебе говорю – я не готова. Ты запомни, пожалуйста, и другим передай, если спросят. Мол, просила кланяться, но не Вольтер и не готова. Не ждите. Идите домой. И додумывать до самого логического конца я не стану, не советуй. Потому что если додумывать, то там, в конце, может выйти совсем не тот результат, с которым я смогу жить. Ну, конечно, нечестно! А ты чего хотела? Да, да, именно зулусская тактика. Именно – «плохо» - это когда соседние племена угоняют наших коров, а «хорошо» - когда мы угоняем коров у соседних племен. А разве не у всех так?

Нет, прямо тебе говорю. Вряд ли. Не сумею перестроиться. И совершенно права была, когда полезла на трибуну говорить про хачалаевскую книжку. Ты не понимаешь, Васюха. Если бы хоть один человек сказал здравое… Но они же все ликовали буквально! Рукоплескали, какой автор молодец. А там, типа, мужская суровая история, с убитыми друзьями, с тюрьмой и вдруг дамским сиропным слогом. Надо же было что-то делать, если лево и право меняются местами? Не для них. Для себя. Вот я и сделала для себя, что могла. Нет, не застрелил, как видишь))). Выслушал. Его самого потом застрелили.

Знаю. Конечно, помню, что не надо ссать против ветра. И «Хава нагилу», когда в коридоре редакции распеваю – помню. Потому что сильнее всего мне хочется петь ее около кабинета Ахмеднаби. Да нет, не позлить. Чтоб уравновесить, что ли. Может, если бы я жила там, где ненавидят дагов, то у меня бы сам собой появился аварский акцент. Слушай, ну что ты ко мне пристала, а? Я не думаю, говорю же. Оно так получается. Помнишь эту тетку русскую? Ну ту, которая вышла из машины, чтобы выдрать и выбросить щит с «Бей жидов»? Мимо ехала, увидела на обочине и вышла. Ей еще ногу то ли оторвало, то ли поранило. Ублюдки там какую-то взрывчатку присобачили. Так вот. Она же тоже ни о чем таком не думала вроде Поступка или, не дай Бог, Подвига.

Она просто поправила шапочку.