tushisvet: (Default)
94.83 КБ

«Нона Фронтовая!» – воскликнул Борюсик Б. – «Это же наша Тина Тернер!» Имея при этом в виду не певческие достоинства нонины, а, напротив, длинные сухие ноги, светло-рыжую спутанную гриву (перекись) и некоторую общую кобылистость удлиненного лица с подбородком, но без щек. Излишне упоминать, что негритянкой, и уж тем более афро-американкой, Нона не являлась. Ни при каких обстоятельствах.

Зато она являлась к Василисе на дом и увлеченно там излагала идею создания и последующего распространения офигительной газеты «Неделовая тетка». «Через месяц мы с тобой, Васька, на мерседесах ездить будем!» – увлеченно частила издательница. Василиса заваривала и подавала пустой чай почти что и без сахара – выдавали по талонам и мало, а гостей валом, где ж взять, и очень сомневалась. «Ну уж и через месяц! Скорее уж через два…»

В те дни большинству народонаселения не хотелось никуда и ни на чем ездить, а хотелось есть, и Василиса, вопреки своим индивидуалистическим умонастроениям, в указанное большинство входила. Но газету тоже хотелось, не хлебом единым, мерседес подождет, а вот газету… «І зроби собі газету до власного клозету», - завещал однажды всем нам великий Митрич, но кто прислушивается к голосам пророков?

«Значит, так… бумага… типографии… разделы… ты ведь пишешь? я тоже… рецепты там, биографии топ-моделей… Да, будет такая рубрика – «Школа настоящей лэди». Научим наших отрях, как надо быть. Косметика, мода вообще там…»

Она так и произнесла – лэди, и Василиса среагировала на звук, на самовитое слово прежде всего, и присмотрелась. Топ-лэди сидела ничего себе, непринужденно, нога на ногу, но каблук отчего-то сбит вбок. Кажется, наружу, решила Василиса после беглого осмотра. Чулок-колготок черный, с завитушками, стрелкой и дыркой, все на виду, ног в длину много. Затем золотистый лак на обломанных ногтях, белая дорогущая кофточка не белая, а… ну, не белая… Внутренний голос заворочался, забормотал, ручками предостерегающе машет и рожи корчит. Не ходите, дескать, дети, там акулы и гориллы, и большие очень злые отсюда еще не видно кто. Но очень.

Голос голосом, но работать к Ноне Василиса все же пошла (см. выше абзац о желаниях). Пока там газета еще, а визитки и бланки и прочую мутотень можно людям печатать, клиентура вроде есть, много заказов уже в работе. Какое-то время и печатали, клиенты забирали мутотень со слезами благодарности, преданно глядя в глаза, Нона же снисходительно похлопывала очередного бюджетного папика по плечику, говоря, что мы не так еще развернемся, есть наработки и связи, есть. Денег только давай козел неси побольше, хотя и они тоже есть, мерседес покупаем, что ли не видишь, вон стоит.

Василиса втянулась, ездила по районным типографиям, пила с их директорами самогон из уважения, выслушивала таксты вроде: «Яке замовлення, дорогенька! Треба ж картоплю копати, порося різати! Та буде, буде, давай, красуне, заспіваємо нашої». Но тут Нона внезапно сменила одного юношу из водимого за собой табунка на другого, нового, извне, с – о трагедия! - пагубным пристрастием к опиатам деревенского происхождения и домашнего приготовления. Как истинная лэди, Нона сразу разделила с милым его горе и радость и перестала ходить на свою директорскую работу. Вообще.

Вскоре началось. С криками, скандалами и угрозами. Суд, арбитраж, где наш заказ вот уже месяц как, директора мне, дела-волоса. С недельку Василиса поотбивалась, обрывая телефон у пани директора, потом похватала наисрочнейшие документы в ожидании подписи и рванула к начальству на дом.

Директор с молодым супругом валялась на канопе, шторы спущены, приятный полумрак. Рассеянно выслушала взолнованные вопли пани заместителя и сказала (навеки! навеки! Тут бы и запомнить и применить, а не просто запомнить!): “Васюша, не ведись”. Послушала еще чуток и добавила: “Да завались оно за ящик”. Аудиенция была закончена.

Дальше хуже, голос inside торжествует, падла, уже завиднелись неразличимые прежде крокодилы. Скоро, скоро грянет буря. Василиса тут скромно отваливает в сторону, потому что наемный работник, захотел и ушел - дальше свой чай без ничего хлебать, а то и напиток «Байкал». Вот признавайтесь, кто помнит, что такое этот напиток «Байкал»? Никто не помнит, никто не хочет. А это когда спитой уже, раз заваренный чай заливается водой по новой и ставится на огонь до полного вскипания и даже кипения. Получается цвет, и можно, можно пить, я вас уверяю. Тем более если неожиданно с сахаром. Ну, вдруг.

А пани директор с правом подписи как-то нечувствительно для себя разделалась с очешуевшими вконец клиентами, какой там арбитраж, у нас ОО – ограниченная ответственность, ничего не знаю. Ну, побили пару раз окна, подумаешь, лето на носу. Милый под боком, шприц на весу. Не до вас теперь.

Дальнейшее – молчанье. Но не сразу, еще доходили слухи, что несколько одновременно городских уголовников обещались Нону удушить и зарезать сразу после небольшой, в пару лет, отсидки. Поскольку брала у них, умница, серьезные деньги, обещала отмазать, знакомые дескать менты, все устрою, не сомневайтесь, милые. Тут интересно то, что менты и вправду были, корешились они с Ноной непонятно на какую тему. Факт. Но уркам это не помогло, все загремели под фанфары, все как один. С одинаковым, заметьте, и сильным к Ноне чувством.

Уцелела ли, нет ли – об этом Василисе неизвестно. Прошло несколько жизней, и сколько еще осталось! Но и теперь, по прошествии, когда вокруг ревет и плачет океан и вихри враждебные, или там ситуативно некому руку подать, Василиса шепчет про себя Великую Мантру Правильной Пацанки: «Васюша, не ведись!». И все сразу устраивается.

А «Неделовая тетка» тогда таки вышла. Два номера.



Ксения Агалли "Василиса и ангелы"
tushisvet: (Default)
103.76 КБ

Василисиного мужа Вохеля время от времени пытались охмурить ксендзы.

Ну, то есть это были не совсем, конечно, ксендзы, хотя на территории бывшей Речи Посполитой и в ксендзах не было бы ничего уж такого сверхнеобычного. Но тут они скорее использованы как описательная фигура речи, контур смысла.

Короче говоря, Вохель подвергался конфессиональным набегам в лице полномочных представителей, по совместительству близких и не очень друзей дома.

Сама Василиса этим обобщенным ксендзам представлялась объектом, малодостойным внимания, - понятное дело, женщина, да прилепится к мужу в одном месте, не имеет души вообще в другом, заранее уже все знает в третьем (и спасибо, ежедневное спасибо Тебе за то, что сотворил меня мужчиной!) - чего зря время тратить.

Но присутствовать разрешали, спасибо. Кто ж еще чаю-то нальет.

Сначала спасением вохелевой души занялся Жорик Черный, в то время еще свежеправославный человек. Не в силах снести открывшейся ему истины в одиночку, он приступал к Вохелю в том смысле, что пора бы уже понять - иного пути нет и не будет, так чего время зря тянуть, надо креститься.

Василиса наливала чай.

Потом появился Макс, в прошлом заядлый хиппи, а на тот момент правоверный иудей с пейсами и в кипе. Что, кстати, не мешало ему завести троих некошерных детей от Светки-Приблуды (это еще как раз ничего) и время от времени расслабляться неконвенциональными фитотерапевтическими препаратами. При этом он умудрялся питаться в общепитовских столовках; и где там, спрашивается, он отыскивал кошерное?!

Ладно, с собой он как-то разобрался и принялся за Вохеля, узнав, что у того маму зовут Роза Соломоновна. Это обстоятельство определило направление бесед.

«Ты пойми, - задушевно ворковал Макс, - есть евреи и есть все остальное, у тебя все равно нет другого пути, время только тратишь».

Все остальное в лице Василисы наливало чай.

Затем снова появлялся Жорик Черный, уже переметнувшийся к буддистам, и с увлечением толковал об открытии третьего ока и двух основных видах колесниц – на выбор, кому как удобнее. Упирал на то, что осталось мало времени и надо поскорей определяться, потому что деваться-то все равно некуда.

Василиса наливала чай – ей места в колеснице никто не предлагал, можно было не торопиться.

Сам же Вохель реагировал на все эту суету вокруг его бессмертной души терпеливо и снисходительно, но, как теперь мы понимаем, безответственно. Он изобрел Красное Словцо, которое казалось ему в меру остроумным и напрочь пресекающим любые поползновения. «Я, - говорил он, - необрезанный мусульманин, согласно законам шариата. Все под зеленые знамена ислама». После этого дискуссия увядала, разговор переходил к более доступным материям, и Василиса могла наконец открыть рот.

Но баба – она, как известно, сердцем чует. В том смысле, что законы шариата Василисе никогда особо не нравились, и вохелева формула казалась сомнительной. Что впоследствии блестяще подтвердилось и продолжает подтверждаться по сей день.

А предъяву-то сделать и некому.


Ксения Агалли, "Василиса и ангелы"
tushisvet: (Default)
70.09 КБ

Митрич сам умел болеть – и Вохеля впоследствии научил всем премудростям, тот ведь поначалу был совсем зеленым салагой и чайником, и даже если чего изредка и болело, то молчал в тряпочку, пока не проходило. Тем более чтобы на пустом месте разгуляться. Но не таков был Митрич, чтобы упускать идущий в руки шанс и случай ущучить всех вокруг, кто только есть поблизости. Он превратил свои недуги, истинные и мнимые, в целое искусство, в хеппенинг, в перформанс, в праздник души.

Всю высоту приобретенного Митричем пилотажа Василиса осознала несколько позже, в другой уже реальности, одним звездным утром, забежав к нему домой со скромной просьбой – воспользоваться сортиром на полпути с работы на работу. Митрич не отказал, но пристроился под дверкой и начал неторопливую и обстоятельную повесть о микроинфаркте, случившемся намедни, сердечно-сосудистой дистонии, присутствующей всегда, хромоте, слепоте и общей обморочности, чего раньше бывало реже, а теперь стало чаще, и еще десятке замысловатых болячек, список которых победно завершался спинальной импотенцией, все более беспокоящей страдальца. Василиса с трудом выбралась из клозета, бочком протиснулась к выходу и затопотала вниз по лестнице, а Митрич шасть за нею, свесился через перила вниз и давай выкрикивать в лестничный пролет последние данные о давлении, пульсе, ночной потливости и общей сопливости. Благо, дом был старым, а этаж третьим, - времени хватило, успел, и Василиса унесла в широкий мир открытое ей знание. И потряслась заодно уж качеством исполнения.

А в предыдущие, более раньшие времена, все ведь это не осознавалось с такой пронзительной ясностью – в основном по молодости лет и обусловленному ею общему благодушию. Жизнь только начиналась и вот-вот собиралась стать еще во много раз прекраснее, все вокруг щедры, талантливы и расположены друг к другу, чего ж мелочиться?.. Хотя и были, были уже явлены знаки. Когда, к примеру, у Рюноски, на тот момент законной Митричевой супруги, случалось женское недомогание, протекавшее довольно болезненно («текущим ремонтом» называла это дело Василиса), Митрич немедленно шмякался на диван, в случаях если не находился там уже, и объявлял, что от сочувствия и переживаний ему теперь сделалось совсем худо, несите ему все чаю, а то и массаж неплохо, сидите рядом и жалейте. И разговаривайте, а на прочее отвлекаться не сметь. И тут же изначально недужная Рюноска, а если случалась рядом Василиса, то и она, подхватывались и начинали носиться с чайниками, подушками и прочими недостающими предметами комфорта. «У меня болит в тех же местах, что и у Вас, только в десять раз сильнее», – приговаривал Митрич, и эта блистательная формула стала впоследствии общим местом, была взята на вооружение Вохелем, углядевшим в ней не предусмотренную заранее универсальность. Да, тут как раз уместно будет упомянуть, что все свои восемь лет незамутненного супружества Митрич с Рюноской были на «Вы», ненарочито и изысканно. Василисе нравилось.

Ксения Агалли, "Василиса и ангелы"
tushisvet: (Default)
145.95 КБ

Гусар был настолько пьян, что уже себя не помнил. Тем более он не припоминал Василису, сидевшую в тот момент у него на коленях – не из романтических соображений сидевшую, а в силу острой нехватки посадочных мест. Его колени показались Василисе наиболее просторными, вот она на них и плюхнулась; хотелось также продемонстрировать независимость.

Пили портвейн – провожали Симеона, улетавшего заново мириться с Рюноской. Самолет задерживали, и ожидание нужно было скрасить. Гусар преуспел более остальных, но кое-что он еще соображал. В частности, он явственно ощущал, что у него на коленях сидят. Избегая обращаться к субъекту сидения по имени, он спрашивал: - Поедем к тебе? Ко мне нельзя, у меня родители… И так много раз подряд.Read more... )
tushisvet: (Default)
66.63 КБ


Эту книжку я читала еще в рукописи. Ксюха прислала мне листочки в большом конверте.

Я ехала в вонючей маршрутке - вокруг была сплошная беспросветная махачкала -
а я ехала по ней, читала и то ревела (ведь о любимых друзьях, о любимом городе, да еще и ксюхиным волшебным голосом), то ржала, как конь. Маршрутка смотрела на меня сурово и наверное хотела уебать с ноги.

Эта глава - из любимых. Размещаю тут, чтоб вы тоже порадовались, как радоваюсь я и со мной все прогрессивное человечество))Read more... )
Page generated Jul. 6th, 2025 07:21 am
Powered by Dreamwidth Studios